Слово кенац (кенац) в классическом армянском языке означало «жизнь». Позднее оно приобрело значение «пожелание благополучия, произносимое во время тоста» или «опустошить чашу, произнося пожелание долгой жизни» (Черечян, Тоникян, Тер Хачатурян, 1992, с. 999). Известный лексикограф Эдуард Агаян объясняет это слово как «доброе пожелание, предлагаемое в честь кого-либо или чего-либо во время застолья, тост, благопожелание» (Агаян, 1976, с. 176). Интерес представляют также производные от этого слова: кенацачар (тостовая речь), кенацанваг (музыка после тоста), кенацапар (танец после тоста), означающие, соответственно, благопожелание, музыка после тоста и танец после тоста (Агаян, 1976, с. 176).

Одним из самых ранних письменных упоминаний о тосте можно считать рассказ Фавстоса Бузанда. Описывая благородный поступок Мушега Мамиконяна, вернувшего женщин в персидский гарем, и восхищение царя Шапура, историк пишет:

«В те времена у Мушега был белый конь. И персидский царь Шапур, когда брал кубок с вином во время веселья и угощал свою армию, говорил: “Пусть белый конник пьёт вино”. И велел выгравировать изображение Мушега, сидящего на белом коне, на кубке и во время празднеств ставил его перед собой, повторяя: “Пусть белый конник пьёт вино”» (Бузанд, 1968, с. 233).

Однако в устной традиции встречаются образцы, указывающие на ещё более древние пласты, в которых говорится, что первый тост произнёс Ной. Когда его сыновья захотели попробовать сок из винограда, который он посадил, он не позволил им, опасаясь возможного вреда. Он сам первым выпил, чтобы, в случае вреда, пострадал только он. Увидев жертвенность отца, сыновья сказали: ануж лини («пусть будет безвредно»), что впоследствии стало ануш лини («пусть будет сладко») (Гюлумян Г., Полевые материалы, 2012). Из этой идеи происходит позднейший диалог между предлагающим тост и его адресатом, в котором первый говорит: Кенданутюн («Жизнь!»), а второй отвечает: Ануш анмаутюн («Сладкое бессмертие») (Арутюнян и др., 2005, с. 285).

В христианскую эпоху вино отождествлялось с кровью Христа и воспринималось как священный напиток. Считается, что тот, кто пил вино и произносил тост, был уверен в исполнении своего пожелания (Акинян, 1921, с. 106–107).

Одним из древнейших тостов считается также фраза из эпоса Сасна црер (Сасунские храбрецы): Хацн у гинин, Тер кенданин («Хлеб и вино, да сохранит нас Господь»), произносимая героями перед боем как клятва и пожелание (Сасунци Давит, 1993, с. 268).

Таким образом, вино и тост воспринимаются как неразрывные элементы: винопитие — не просто веселье, а пожелание, обещание, клятва, иногда — обет мести. Это подтверждается и в песне, посвящённой Согомону Тейлериану, где после каждого четверостишия, описывающего суд и казнь Талаата, повторяется:

Налей вина, дорогой друг, налей вина,

Пусть сладко будет пьющим, пусть сладко будет.

Здесь вино и тост соединяются в акт возмездия, особенно учитывая, что действие ассоциируется с именем греческой богини мести Немезиды.

В армянской среде тост не произносился просто так. Сначала выбирался тамада. Как правило, дома им становился хозяин, либо кто-то уважаемый среди гостей, чьё здоровье поднимал хозяин:

«Тамада джан, пусть твоё тамадаство всегда будет при таком весёлом столе» (Вардунян, 1969, с. 98).

В Арцахе никто не имел права произносить тост без разрешения тамады — это считалось оскорблением. Необходимо было громко попросить разрешения, которое могло быть как дано, так и отклонено. Перебивать тамаду во время речи считалось грубым неуважением и могло привести к ссоре.

Особый интерес представляют виды тостов, произносимых на армянских застольях. Вначале звучал тост встречи, своего рода церемониальное открытие застолья:

«Добро пожаловать, у вас место над нашей головой, ешьте, пейте, веселитесь, пусть колючка в вашей ноге станет моей болью в глазу» (Гюлумян Г., Полевые материалы, 2012).

Этот тост произносился хозяином в адрес гостей, особенно если они были знатными. Было принято, что адресат тоста первым встаёт и последним садится — после того, как все уже опустошили бокалы.

По мере продолжения праздника тосты развивались, охватывая все этапы человеческой жизни: рождение, юность, молодость, брак, рождение детей, смерть. Они представляли собой последовательные пожелания, отражающие ключевые события жизни. Например, при рождении ребёнка говорили:

«Пусть будет долгий путь», «Пусть волосы будут белыми, как яйцо», «Пусть борода станет снегом» (Гюлумян Г., Полевые материалы, 2016).

В Трапезунде записаны прекрасные свадебные тосты:

«Цветите, растите, состаритесь на одной подушке, увидите своих внуков и правнуков, не забудьте нас» (Яланузян, 1981, с. 82).

«Будьте цветами — оставайтесь цветущими, будьте сахаром — оставайтесь сладкими, учитесь у старших — учите младших» (Яланузян, 1981, с. 82).

«Цветите, как роза, пойте, как соловей, будьте молодыми и в молодости, и в старости» (Яланузян, 1981, с. 82).

«Цветите, собирайте букеты, станьте плодовитым деревом» (Минасян, 1988, с. 239).

Тосты молодёжи сочетали благопожелания с нравоучениями, часто сопровождались притчами:

«Будьте живы, стойки, пусть Бог продлит ваш путь, любите друг друга — и на солнце, и под ним, будьте уважаемы и уважающие со всех сторон» (Яланузян, 1981, с. 82).

Некоторые из этих тостов выходили за пределы Армении и звучали по всему СССР:

«Мальчики и девочки, выпьем за комсомольскую армию миллионов молодых людей Советской страны» (Вардунян, 1969, с. 197).

«Пусть любое ваше начинание завершается успешно. За здоровье и удачу всех вас!» (Вардунян, 1969, с. 197).

Имелись также универсальные, личные и похвальные тосты:

«За твою человечность, будь здоров, пусть будет тост за тебя, за твою семью и детей» (Вардунян, 1969, с. 198).

Неизменны также тосты за мир, наполненные глубоким историческим и эмоциональным содержанием:

«Выпьем за мир на земле, ибо великий русский народ спас наших армян от мусульманских кровожадных палачей. Наши деды завещали нам держаться за русскую спасительную опору» (Вардунян, 1969, с. 199).

Иногда такие тосты превращались в пожелание победы:

«Пусть будет мир, но если будет война — пусть победим мы, ибо мы — справедливы» (Гюлумян Г., Полевые материалы, 2018).

На армянских застольях также звучали тосты за павших героев. Тост становится способом сохранения памяти, соединяя прошлое с настоящим и направляя его в будущее.

Были также тосты, посвящённые праздникам: Новому году («Пусть Новый год принесёт нам новые успехи»), армии, женщинам, Пасхе и другим (Гюлумян, Полевые материалы, 2012).

Философские тосты — ещё один пласт армянской традиции:

«Не забывайте о смерти, она ждёт всех нас. Но пусть она не будет преждевременной, а своевременной» (Вардунян, 1969, с. 200).

«Хочу, чтобы, когда придёт твой час, все сказали: «Прости, человек, жаль тебя»» (Вардунян, 1969, с. 200).

Последний тост на застолье — за очаг, дом. Им завершается весь вечер, выражается благодарность хозяину:

«За здоровье дома. Пусть отныне в этом доме будут ещё большие праздники» (Вардунян, 1969, с. 197).

Таким образом, кенац — важнейший компонент армянской винной культуры, сочетающий в себе напиток, слово и ритуал. Его древние корни показывают, что он — не просто часть праздника, а культурный код благословения, клятвы, обязательства. Вино здесь выступает как священная жидкость, запечатывающая тост, а тамада — как хранитель традиции.

Армянский тост — не только акустическое и графическое наследие, но и живой ритуал, объединяющий историю, язык и коллективную память. Сохраняя его традиционные формы и адаптируя их к современности, мы сохраняем и передаём культурную идентичность.

Список литературы

Акинян Н. Пять странствующих ашугов. Минас дпир Тохатэци. Национальная библиотека, т. XLII. Вена: Мехитаристская типография, 1921.

Агаян Э. Толковый словарь современного армянского языка, т. 1. Ереван: Издательство «Айастан», 1976.

Бузанд, Фавстос. История армян. Ереван: Издательство «Айастан», 1968.

Арутюнян С., Калантарян А., Петросян Г., Саргсян Г., Мелконян Г., Хобосян С., Аветисян П., Гаспарян Б. Вино в традиционной культуре армян. Ереван: Центр агробизнеса и развития села, Институт археологии и этнографии НАН РА, 2005.

Чэрэчян Г. (архиепископ), Тоникян К., Тер Хачатурян А. Новый словарь армянского языка, т. 1. Бейрут: Издательство К. Тоникяна и сыновей, 1992.

Минасян Х. Деревенская речь и выражения (Перийский уезд). Новая Джуга: Типография монастыря Святого Всеспасителя, 1988.

Сасунские храбрецы: Сводный текст. Под редакцией и в составлении Гр. Григоряна. Ереван: Издательство Академии наук Армении, 1993.

Вардунян Б. Село Вагаршапат. Тосты. Архив Института археологии и этнографии, 1969, список № 2.

Яланузян А. Сказки, рассказы, песни, пословицы и словарь Дженика (Трапезунд). Архив Института археологии и этнографии, 1981.

Гюлумян Г. Полевые материалы (ДАН). Институт археологии и этнографии НАН РА, 2012, 2016, 2018.

Геворг Гюлумян

Аштарак является одним из важных регионов армянской винодельческой культуры, о котором, наряду со многими первоисточниками и исследователями, передают существенные данные также выдающийся писатель, историк, этнограф Ерванд Шахазиз в своей книге «История Аштарака» (Ереван, изд. «Айастан», 1987, 251 стр.) и дополняющий его впоследствии Геворг Геворгян, чьи рукописи (арх. НАИ, Геворгян Геворг, Этнографические материалы Аштарака, 1972, дело 1, 99 листов) хранятся в Институте археологии и этнографии НАН РА. Шахазиз начал писать свой труд в 1908 году, закончив в 1934 году. В исследовании, длившемся более четверти века, уделяя особое место виноделию Аштаракского региона, опираясь на более ранние источники, Шахазиз идет из глубины истории и доходит до периода, в котором он жил. Особенно примечательны свидетельства, относящиеся к винодельческой культуре сравнительно нового периода, тем более, что автор сам был очевидцем всего этого. Он пишет, что начиная с XVIII-XIX веков аштаракские виноградари сначала собирали виноград и обменивали его со скотоводами, спускающимися с гор Арагацотна, запасаясь таким образом зимними припасами (масло, сыр, сливочное масло и т.д.), после чего сразу же приступали к сбору винограда, предназначенного для вина. Этнограф отмечает, что в ранний период аштаракцы строили свои давильни[1] прямо в виноградниках, проживая таким образом два-три месяца в году во временных жилищах, устроенных в садах: «…он, с одной стороны, собирал виноград, большими подойниками выносил крышу давильни и прямо через дымоход выливал в парус, где его давили, и сусло, превратившись в ручей, текло и выливалось в такары (глиняные сосуды), с другой стороны, более-менее отстоявшийся, осветленный сок, или, как говорят, кагцу, лешками (лешк), то есть недублеными телячьими бурдюками, относил в свой ширатун (винохранилище) и наливал в карасы (большие глиняные кувшины), с третьей стороны, женщины брали свою долю кагцу, варили мат (сладкий сок), сушили и готовили шпот (сладость), обмакивали ряды косточек грецкого ореха, миндаля, дыни, делали шуджух (чурчхелу). Оставался остаток винограда – кнчер (выжимки), из которого жители Аштарака имели обыкновение гнать водку…» (Шахазиз 1987, 216).

Начиная с XX века (то есть в то время, когда Шахазиз приступил к созданию своего труда) аштаракцы больше не имели давилен в своих садах. Вместо прежних давилен они в то время строили в садах трехстенные, открытые спереди, легкие, временные постройки – «даганы», в которых во время сбора плодов и винограда в садах укрывались от дождя находящиеся в садах хозяева. «…давно уже виноград больше не давится в садах, а во время сбора с одной стороны собирается виноград, а с другой – на лошадях, ослах и телегах перевозится в деревню, где в домах, повсюду, построены арагасты и такары» (Шахазиз 1987, 218).

Эти строения назывались хндзабаками, однако Шахазизу трудно точно указать их конструкцию. П. Прошян описывает их так: «Это развалина, по приблизительной длине которой поверхности тесаных камней четырехугольника местами изрыты от разрушающей силы времени. Археолог датировал бы ее не менее чем 700-800 годами» (П. Прошян, Цецер, Тифлис, 1889, изд. М.Д. Ротинянца, стр. 48).

Писатель-этнограф с особой роскошью и красочными образами представляет аштаракца, который после сбора винограда, уже зимой, «вошел в дом», когда начиналось его веселье, и «он ставил на стол новое вино, которое еще даже не перебродило и, можно сказать, было мачаром – «терпко-сладким, мутным кагцу, который еще находился в процессе своего брожения, становления настоящим вином» (Шахазиз 1987, 219).

Соглашаясь со всеми утверждениями об обеспеченности аштаракца, Шахазиз, однако, возражает против формулировки «пьющий-аштаракец», отмечая, что, да, в Аштараке производится много вина, но жители Ширака и Памбака пьют аштаракское вино и водку больше, чем те, кто их производит: «…он пил и пьет, его стол не обходился без вина и водки, но он пил умеренно, пьянство аштаракцу всегда было незнакомой страстью». … Старый аштаракец любил радоваться, веселиться, но эти «веселья никогда не носили хулиганского характера» (Шахазиз 1987, 220).

О винодельческой культуре Аштарака более подробно, образно пишет Г. Геворгян. Он пишет, что карасы в Аштараке мыли водой, затем смазывали внутренние стенки топленым жиром, после чего только наполняли суслом, которое нужно было наливать в особом количестве, так как в случае полного заполнения карас мог лопнуть во время кипения. Чтобы избежать всего этого и быть в безопасности, люди ставили карасы на цементированные арагасты, благодаря чему, в случае поломки караса, сусло не впитывалось в землю, а стекало и заполняло такар.

Геворгян пишет, что после получения возможности использовать серу аштаракские виноделы стали легче дезинфицировать бочки: они сжигали в пустой бочке бумагу, обмазанную серой, которая идеально очищала ее от всех бактерий и грибков, которые могли остаться и испортить вино. «После того, как сусло заливается в карасы, через несколько дней оно начинает кипеть, выделяя углекислый газ, так что, если количество карасов велико, в этот момент входить в погреб страшно, человек может задохнуться от газа. Бывали случаи, когда при вынимании кнджира (выжимок) из такара человек задыхался» (Геворгян 1972, 70).

Примерно через месяц необходимо «кртел» (отделить) вино, что означает отделить осадок (дирт) от чистого вина. Это тоже важное и интересное действие, которое этнограф представляет во всех подробностях и отмечает диалектные названия всех инструментов, используемых в процессе (арагаст, такар, гуп, тик, карас, абигардан, джуджум (мера, равная половине ведра), парч, кереган (для питья)).

Нужно было ввести длинную палку в бочку, понять, какая часть – осадок, какая часть – чистое вино, затем абигарданом вынуть чистое вино и перелить в другой, уже очищенный и подготовленный карас. «Впоследствии, когда бочка вошла в обиход в Аштараке, вместе с ней вошел в обиход и сифон – резиновая трубка, поскольку абигардан не войдет в бочку, то, когда измерили количество осадка в карасе или полной вином бочке, один конец резиновой трубки привязали к измерительной палке там, где вино и осадок отделяются друг от друга, затем палку вместе с трубкой опустили в карас или бочку, с одного конца трубки ртом вытянули вино, и когда вино начало течь, поставили в пустой карас или бочку, чистое вино перелили в пустую бочку или карас. Так доверху наполняли бочку и закрывали горлышко деревянной пробкой, вокруг пробки насыпали серный порошок… для защиты от уксусных мушек» (Геворгян 1972, 70).

Примечательно также, что у аштаракцев было категорически запрещено ставить возле винного караса или бочки сыр, соленья, керосин или сушеные специи, потому что вино чувствительно к запахам и вкусам и может их впитать. «…представьте, что вы пьете вино и чувствуете запах керосина» (Геворгян 1972, 71). Г. Геворгян обращается также к известному сорту винограда «Харджи» и отмечает историю получения из него вина типа «Херес». «Аштаракец рано заметил, что на поверхности вина в его карасе образовалась пленка, подумал, что вино испортилось, но когда выпил, увидел, что оно вкуснее и ароматнее, не понимая, что эта пленка на поверхности караса – не что иное, как хересный грибок. …Впервые исследование этого грибка провела винодел Африкян, посетившая Аштарак. Она обнаружила, что он лучше, чем испанский херес, и благодаря советской власти в Аштараке был построен винный завод. Именно благодаря винному заводу на международной дегустации вин 1970 года [вино] завоевало первое место в мире, удостоившись золотой медали» (Геворгян 1972, 71-72).

[1] О давильной культуре Аштаракского района см.: Г.С. Туманян, Давильная культура в Армении, Ереван, «Зангак-97», стр. 31-32, 40, 44, 50-54; Х.Л. Петросян, С.Г. Обосян, А.П. Акопян, Средневековые давильни Аштарака, Ереван, 1989, 90-92; Э.Н. Акопян, Архитектура народного жилища Аштаракского района, Ереван, стр. 34-39.

В странах Древнего Востока карасы разных размеров и вместимости широко применялись во многих отраслях хозяйства. В Египте, Ассирии, Хеттском и Урартском царствах сельскохозяйственные продукты, в основном зерно, вино, пиво и масла обычно хранили в кувшинах.Тысячи керамических изделий были обнаружены во время раскопок в Ване, Аргиштихинили, Эребуни, Аянисе, Топрак-Кале, Тейшебаини, а также в доэллинистическом Арташате.

Среди археологических открытий, сделанных в Кармир-Блуре, весьма важными  для изучения экономики Ванского царства  являются 8 винных погребов, открытых в 50-ых годах прошлого столетия. В них помещалось более 400 массивных глиняных сосудов[1]. Значительное количество карасов, отчасти кармирблурских, маркированных клинообразными или иероглифическими цифровыми метками, найдено и в других урартских памятниках-центрах: в кладовых Эребуни обнаружено более 100 карасов[2], в Алтын-тепе[3] — более 70, в одном из винных погребов западной крепости Аргиштихинили[4] — 68, а также Айанисе, Адлджевазе и тд.. Самыми большими и хорошо сохранившимися являются кладовые Тейшебаини N 25 и 28, в которых размещались соответственно 82 и 70 карасов[5]. По форме все карасы одинаковые, но отличаются по размерам, на что указывали и клинообразные или иероглифические цифровые маркировки в урартских мерах объема жидких тел: «акарки» и «теруси». Изданные Б. Б. Пиотровским[6], эти надписи имели весьма широкую вариацию: от 1 акарки 4½  теруси до 5 акарки 5 теруси. Одновременно использовались клинописные и иероглифические знаки, причем клинопись изначально писалась полностью, а позднее — в виде акронима.

По мнению ряда исследователей, карасы, обнаруженные в Кармир-Блуре, были  в разных мастерских, и скорее всего, в Тейшебаина их изготовляли 8 и более мастеров[7].   Это доказывает, что в городах была внедрена общенациональная система стандартизации,  сделавшая экономику государства управляемой и подотчетной, что способствовало ее прогрессу.

Комплексные метрологические исследования карасов различной емкости, обнаруженных на ряде археологических памятников, показывают, что они сделаны по заранее фиксированным, стандартизированным размерам. Стандартизация  керамической тары путем государственного декретирования ее основных линейных размеров известна в античном мире. Именно таким образом государственная власть добивалась унификации объемов тары как для хранения запасов продуктов, так и для их транспортировки и продажи. Как явствует из фасосского декрета второй половины Vв. до н.э., стандартизация производства пифосов Фассос для достижения единообразия и объемов строго регламентировалась государством путем декретирования размеров в единицах мер длины—дактиля (пальцах)[8]. Стандартам соответствуют также краснолащенные, сферические, с трехлепистковым венчиком кувшины с одной ручкой (Ойнохойя), обнаруженные в ряде урартских археологических памятников. Они предназначались для подачи вина и почти идентичны по размеру. Таким образом есть основания полагать, что истоки стандартизации античного гончарного производства берут свое начало в Древнем Востоке.

Известно, что  уменьшение размеров керамики разных групп в результате сушки и обжига составляет в среднем 8–12%. Вероятно, гончару давалось два разных размера: предварительный, на который мастер должен был ориентироваться при формировании изделия, и окончательный, которому должны были соответствовать финальные размеры. Очевидно, что изготовить карасы таких объемов в идеальных стандартных размерах было практически невозможно, и потому была необходимость маркировать их с обозначением емкости. Иероглифические и клинописные надписи делались только после того, как кувшины были обожжены, перенесены в погреб и наполнены вином[9][10]. Об этом свидетельствует и тот факт, что надписи на карасах были высечены на уже наполовину зарытых в землю сосудах, чтобы они были хорошо видны при прохождении по глубине винного погреба[11]. Также следует отметить трехкратно указанные размеры  на веничиках карасов, разница между которыми достигает  нескольких теруси.

По словам Б.  Пиотровского 1 «акарки» равнялась 250 литрам, а «теруси» — ⅒ «акарки». Маркировка ёмкости на карасах мало чем отличается друг от друга. Вероятно, 1 «акарки» делился на 10 «теруси», исходя из гипотезы о том, что урартская система счисления была основана на десятичной системе[12]. Брашинский считал, что наиболее простым решением проблемы являются метрологические расчеты, поскольку любое измерение объема основано на кубических единицах некоторой базовой меры длины[13] (например, финикийский кор[14] — как объем трех кубических локтей, урартский локоть /53,1 см /).

В погребах Кармир Блура хранилось около 400.000 литров вина /1500 акарки/, что является весьма внушительной цифрой по меркам Древнего Мира. Погребы памятника превосходят все раскопанные до сих пор винные хранилищя урартского времени. Даже близ Маназкерта, в надписи, воздвигнутой Менуа, упоминается винный склад с 900 «акарки».

Факт государственной стандартизации гончарного производства в Ванском царстве представляет большой интерес, особенно в контексте изучения истоков стандартизации как таковой и ее влиянии на развитие последующих цивилизаций.

[1] Б. Б. Пиотровский, Ванское царство, М., 1959, стр. 145—147; ср. ег о же , Город бога Тейшебы, С А, 1959, No 2, стр. 172.

[2] Демская Д., Кладовые Эребуни, “Сообщение Государственного музея изобразительных искусств имени А.С. Пушкина”, вып. IV, 1968, 176-182.

[3] Özgüç, T., Altintepe II, Ankara, 1969.

[4] А. А. Мартиросян , Раскопки Аргиштихинили, СА, 1967, No 4, стр. 228; ср. е г о же , К социально-экономической структуре города Аргиштихинили, СА , 1972, No % стр. 46.

[5] Б. Б. Пиотровский, Кармир-блур, II, Ереван, 1952, стр. 16—40.

[6] Б. Б. Пиотровский, Клинообразные урартские надписи из раскопок на Кармир-блуре 1954 г.,— «Эпиграфика Востока» , XI, 1956, стр. 81․

[7] Ղասաբյան Զ․Մ․,  Թեյշեբաինիի գինու կարասները, «Историко-филологический журнал», 1959, No 4, стр. 213.

[8] И. Б. Брашииский, Методика изучения стандартов древнегреческой керамической тары, С А, 1976, No 3, стр. 87 слл.

[9] Б. Б. Пиотровский, Кармир-блур, III, стр. 23.

[10] Ղասաբյան, 1959,  215:

[11] Б. Б. Пиотровский , Кармир-блур, II, стр. 65.

[12] М. А. Исраелян. Уточнения к чтению урартских надписей, I. Об урартской системе счисления, «Древний Восток», 2, стр. 116

[13] И. Б. Брашииский, Урартсвкие карасы, , «Историко филологический журнал», Ереван 1978, с. 152.

[14] Nissen H., Griechische und römische Metrologie, Handbuch der Klassischen Altertums-Wissenschaft,C. H. Munchen 1892.

Виноделие и виноградарство занимали особое место в материальной и духовной культуре эллинистического мира, где творчество, связанное с вином, безгранично․ Влияние этой культуры, которая приобрела местные очертания и формы, очевидно также в Армении.

В Древней Армении производилось большое количество товарного вина, которое продавалось на международных рынках. Неслучайно вино «Страны армян» пользовалось большим спросом во времена Геродота. По его свидетельству, купцы перевозили в карасах красное вино, произведенное в Армении, через реки Евфрат и Тигр в Вавилон. По свидетельству Страбона, в Армении были плодородные долины: Аракс и Утик[1]. В IV веке н.э. спрос на армянские вина был настолько высок, что город Вагаршапат превратился в центр винной торговли, о чем свидетельствует «Вавилонская Гемара»[2].

Через Армению проходило несколько важных международных торговых транзитных путей, как из Китая, Средней Азии и Северной Индии на Запад, так и с юга, в Месопотамию, Сирию, на север, к побережьям Черного и Азовского морей. Города Армении в основном были расположены на торговых стратегических дорогах и своей продукцией принимали активное участие в этой торговле.

Особого внимания заслуживает посуда для хранения и употребления вина: глиняные кувшины, сосуды, пиалы, ритоны разных размеров, посуда из серебра, бронзы и стекла и т. д.. Ниже мы рассмотрим некоторые из них.

Благодаря археологическим исследованиям в Гарни, Армавире, Арташате, Сисиане стало возможным ознакомиться и с торевтикой древней Армении. Армения-одна из древнейших колыбелей металлообработки, поэтому художественная обработка  известна здесь с незапамятных времен. Исключительной в этом отношении является княжеская гробница, раскопанная в городе Сисиан еще в 1970-х годах. Не вдаваясь в подробности значения гробницы в изучении культуры Античной Армении, отметим лишь, что среди различных предметов здесь были обнаружены три серебряные чаши, предназначенные, по всей вероятности, для подачи вина. Чаши мало отличаются друг от друга по размеру. Венчики сосудов расширяются внутрь и округляются. Одна из чаш отличается роскошным убранством, а ее поверхность разделена на восемь равных частей, первые четыре из которых украшены каннелюрами, а остальные четыре — острыми, удлиненными листьями, вероятно, стрелолистами (sagittaria) и стилизованными виноградными лозами. Похожие полусферические чаши, считающиеся эллинистическими, были найдены в Ашване на юго-западе Армении[3]. Чаши этого типа использовались в священных церемониях, посвященных богам. Особого внимания заслуживает, найденная в гробнице серебряная чаша , на  которой вместо растительно-геометрические изображения присутствует уникальная арамейская надпись. Из надписи становится ясно, что в гробнице был похоронен один из князей Сюника, вероятно-Питиахш[4] (губернатор провинции), имя сохранилось, как и дополнительная информация о единицах веса древней Армении. “Эта чаша принадлежит Арахсзат, вес серебра составляет 100 драхм”. Арамейская надпись по своей  форме связана с арамейскими традициями Северной Месопотамии[5]. Появление такого шрифта в Армении произошло в I веке до н. э. во время правления Тиграна II. Такой же стиль письма использован в арамейских надписях на стеклянной ложке[6] и тарелке из лазурита[7], обнаруженных на первом холме Арташата, и датированных I в. до н. э.. По мнению исследователей, имя Арахсзат, упомянутое в надписи на чаше, является именем его владельца, которое встречается впервые. Материалы гробницы в Сисиане еще раз свидетельствуют о том, что одним из четырех военачальников, в восточной части, был сюникский князь. Имя Арахсзат переводится как «рожденный под покровительством богов».

Следующее свидетельство, связанное с вином, известно из раскопок в столице Арташата-это эксклюзивные золотые серьги с изображением женских лиц. Последние были обнаружены в 1980-х годах во время раскопок высеченной в скале гробницы на вершине холма, называемого «Золотой холм», расположенного в северо-западной части города. Это серьги, изображающие менад. Известно, что менады были спутницами и почитательницами Диониса, бога виноградарства и виноделия в греческой мифологии. Дионис часто выступает в окружении ликующей толпы менад и сатиров. Вокруг него, распевая и издавая крики, танцуя, кружатся молодые менады, прыгают хвостатые и козлоногие сатиры, опьяненные вином. Завершает свиту старик Силен, мудрый учитель Диониса, который, однако, сильно пьян. Он едва сидит на осле, опираясь на положенный рядом бурдюк с вином.

Среди десятков глиняных статуэток, найденных в Арташате, особого внимания заслуживает статуэтка, изображающая сидящего старика. Круглая голова, тупой нос, бородатое лицо, плотная фигура с ярко выраженной мускулатурой на груди и животе. Правой рукой он обнимал какой-то предмет, возможно, сосуд или мех с вином. Все это передает характерный образ Силена, который в греческой мифологии считается наставником и учителем Диониса. Здесь также следует упомянуть сохранившуюся голову маленькой глиняной статуэтки (высотой 5 см), случайно найденную в городе Вагаршапат и изображающую Диониса. Последние хранятся и выставлены в Музее истории Армении. Очень интересный глиняный кувшин с изображением Диониса хранится в Ширакском  краеведческом музее. Он был обнаружен на месте раскопок в Бениамине и датируется 1 веком нашей эры. Здесь божество представлено в очень интересной форме: его лицо и руки были прилеплены к внутренней стороне венчика кувшина сразу после его изготовления, создавая впечатление, что Дионис пытается выбраться из сосуда.

Примечательно упоминание историка X века Товмы Арцруни о святилище Диониса, построенном царем Арташесом I в провинции Покр Агбак княжества Корчайк Великой Армении[8]. Арташес I придавал большое значение развитию садоводства и виноградарства[9].Он посадил «рощи пышных деревьев, виноградников и различных фруктов» в южных пригородах города Ван[10].

Интерес представляют три сосуда в форме медведя, найденные в Армении, один из которых был раскопан в регионе Вайоц Дзор, а два других в разных районах столицы Арташат. Зооморфный сосуд из Вайоц Дзора аналогичен сосуду обнаруженному в комнате ремесленного квартала на 8-м холме Арташата, с некоторыми отличиями в размерах и декоре. Сосуды связаны с подачей вина и датируются 1-2 вв. нашей эры.

Раскопки памятников античного периода Армении-Армавира, Гарни, Арташата и других древних мест свидетельствуют о большом влиянии античности, и в частности, эллинистического мира 2 в. до н.э по 2 в. н.э. на армянскую культуру.

Таким образом, в странах, охваченных эллинистическими культурными кругами, в том числе и в Армении, проявились культурные общностей, которые были не столько заимствованиями, сколько фактом существования некой общей художественной атмосферы, формирующей своеобразие региона,  на всем эллинистическом Востоке.

[1] Страбон 1964, II, I, 14.

[2] Гаспарян Б., Виноград и Вино, Ереван 2005, с. 145.

[3] Mithcell St., Asvan Kale, Anatolian studies, vol. XXIII, 1973, fg. 23, 3.

[4] Хачатрян Ж. Д., Княжеская гробница Сисиана, Издательство «Наука» НАН РА, Ереван, 2009

[5] Периханян А., Арамейская надпись на серебряной чаше из Сисиана, ИФЖ 1971, N3, с. 78-81

[6] Хачатрян Ж.Д., Стеклоделие в Древней Армении, ИФЖ, 1971, N3, с. 78-81.

[7] Б. Н. Аракелян, Арташат I, Основные результаты раскопок 1970-1977, Академия наук ССР, 1982

[8] Товма Арцруни 1985, I, 8, 91.

[9] Паланджян Р., Археологические находки, связанные с виноделием Античной Армении, из Вайоц Дзора, ИАЭ, Ереван 2023.

[10] Товма Арцруни 1985, I,7, 8, 85, 87-89.

Среди исторических и культурных достижений античной Ойкумены известен ряд торговых предметов: монет, печатей, предназначенных для важных государственных и коммерческих документов — булл, на которых изображались различные сюжеты, связанные с виноградарством и виноделием. Влияние этой традиция ощутимо и в Армении.

Раскопки древнего Арташата, начавшиеся в 1970-х годах, выявили значительную роль города в древнем мире, что пролило новый свет на материальную и духовную культуру древней Армении. Особую ценность в контексте раскрытия ряда важных социально-экономических проблем античности представляют три найденных городских архива[1], в которых были запечатаны важные документы, а также денежные изобретения -монеты.

Будучи одним из важнейших центров виноградарства и виноделия в регионе, Армения находилась на перекрестке главных торговых путей. О чем свидетельствуют археологические изыскания последнего десятилетия. Уникальны серии булл из первого архива Арташата, связанные с вином. На некоторых буллах на аверсе изображен узкий сосуд, вероятно амфора, помещенная между двумя гроздьями винограда и звездой наверху, на других — виноградные листья, изображающие  виноградную лозу, а также отдельные  изображения амфор и сосудов. Амфора и виноградные лозы, несомненно, свидетельствуют об активной торговле вином в древней Армении.

Период расцвета древней Армении был обусловлен прежде всего транзитной торговлей. Столицы взимали двойную пошлину на товары как при вывозе так и ввозе. Богатые города древнего мира, например, Селевкия на Тигре, Антиохия, Родос, Эфес, Коринф, Делос и др., также жили за счет транзитной международной торговли.

Помимо печатей, гроздя винограда можно увидеть и на монетах. Сходными с вышеупомянутыми печатями являются селевкидские монеты Мирины, на реверсе которых под ногами Зевса изображена амфора, с виноградными ветвями и листьями[2]. На монетах греко-римского периода Тарса также можно увидеть лежащие на боку амфоры[3]. Тип изображения грозди винограда на монетах, найденных в Соле, весьма близок к выше упомянутому типу изображения Арташата[4]. Во Фригии на монетах Дионисополя (II-I вв. до н.э.) на аверсе отчеканена маска Силена, а на реверсе — виноградный лист[5], который мы также видим на гемме, хранящейся в Лувре[6].

Особого внимания заслуживает ряд многочисленных монет Арташесского монетного двора, на реверсе которых изображена гроздь винограда. Они известны как из частных коллекций, так и из археологических находок. Некоторые исследователи полагают, что монеты относятся к Арташесу I, другие склонны отнести их к сыну великого Артавазда- Арташесу II. Известны также монеты, выпущенные Тиграном II, на реверсе которых встречается виноградная лоза[7].

В целом в Малой Азии частые изображения виноградных гроздьев и листьев связаны с культом Диониса, виноградарством и экспортом вина, что еще раз доказывает важность винной торговли в Армении[8]. Ряд армянских[9] и греческих[10] историков упоминают о высококачественных винах Армении.

Армения экспортировала вино в разные исторические периоды своего существования. Неслучайно, что на армянских монетах, на аверсной стороне которых был изображен царь, на реверсе изображалась виноградная лоза как важнейший  «бренд» страны.

[1] Хачатрян Ж., Неверов О., Архивы столицы древней Армении – Арташата, Археологические памятники Армении, Ереван 2008.

[2] Хачатрян , Неверов, 2008.

[3] Goldmen H., Excavations at Gozlu Kule, Tarsus. The Hellenistic and Roman periods, Princeton, New-Jersey, 1950, vol. I, text, p. 403, pl. 276, plan 19, pl. 118, fig. 86.

[4] Cox D.H., A Tarsus coin collection in the Adana Museum, New York, 1941, pl. VI, 129-132.

[5] H. von Aulock, Munzen und Stadte Phrygiens . Teil II, IM, Beiheft 27, Ernst Wasmuth Verlag Tubingen, 1987, p. 52, Taf. 1, 2, 2.

[6] Walter H. B., Catalogue of the engraved gems, N 394.

[7] Гаспарян Б., Вино в армянской традиционной культуре, Ереван, 2005.

[8] Хачатрян , Неверов, 2008, 88.

[9] Мовсес Хоренаци, История Армении (пер. с древнеармянского языка, введение, прим. Г. Саркисяна), Ереван, 1990, I, 16, II, 12.       

[10] Ксенофонт, Анабасис (перевод, стстья и примечания-М.И> Максимовойк). М.-Л., 1951, IV, II, 22, IV, 9; Страбон , II, I, 14, XI, VII, 2, CV, I, 58.